Енисей
Историческое и пространственное развитие старообрядчества Енисейской Сибири привело к формированию его динамической структуры, которая имеет как относительно стабильную основу, так и меняющиеся компоненты. Эта структура имеет объективные и социокультурные компоненты. И если первые отличает стабильность, как географо-климатическо-природную матрицу, являющуюся основой и дающей возможности развития, то вторые предстают в качестве несущих конструктов развивающего старообрядческого мира. К последним можно отнести такие важные компоненты как согласие, община, собор, наставник (у ряда согласий священник), род и локации их реализации в виде города, деревни и скита. Фокус внимания на бассейновой логике в определении территориальных границ старообрядческого мира Енисея требует оговорки, что в данном случае рассматривается не весь бассейн великой сибирской реки (включающий в себя также огромный бассейн озера Байкал, который в том числе охватывает Западное Забайкалье и часть Монголии), а собственно его енисейскую часть, включающую бассейны непосредственных притоков. В имеющейся историографии сложились разные подходы к выделению субрегионов в рамках этого большого и разнообразного пространства. Один из распространенных подходов предлагает делить прилегающие к Енисею территории на основе выделения верхней, средней и нижней части реки (соответственно выделяются такие субрегионы как Верхний, Средний и Нижний Енисей). Границы Верхнего Енисея локализуются пространством, ограниченным Саянскими горами и включают в себя территории, совпадающими с современной Республикой Тувой. Границы Среднего и Нижнего Енисея определить несколько труднее и проще всего за критерий такого выделения взять переход от таежной к таежно-тундровой природной зоне, который показывает изменение климатических и природных условий, а значит и возможностей хозяйствования. Другой подход, к слову, ярко проявившийся в трудах новосибирской школы исследователей местного старообрядчества, предлагает упрощенное деление бассейна на верхнюю (тувинскую) и нижнюю (красноярскую) части. Нам ближе первый подход, который позволяет более подробно и четко локализовать распространение и развитие старообрядческих групп с точки зрения физической, демографической, экономической и культурной географии. Выделение субрегионов позволяет конкретизировать естественные и исторические основы специфического развития разных старообрядческих групп. Например, аграрная специализация мигрировавших старообрядцев вела к тому, что в основном они селились и продолжают селиться в долинах рек, где возможно развитие хлебопашества и огородничества. При ограниченных возможностях таежной полосы недостаток производимой сельхозпродукции традиционно компенсируется за счет охоты (в том числе профессиональной промысловой), рыбной ловли и других лесных промыслов (собирательство, лесозаготовка и др.). Поэтому основным ареалом их расселения стало пространство Верхнего (Республика Тува) и Среднего (Красноярский край, Хакассия и часть Иркутской области) Енисея. Возможности расселения на Нижнем Енисее (Таймырский район Красноярского края) ограничиваются возможностями ведения аграрного хозяйства в силу северных климатических и природных условий. Не случайно в основе традиционного культурно-хозяйственного типа местных народов лежит кочевое оленеводство. Подобный природный и хозяйственный ограничитель имеется и на более южном Верхнем Енисее. Здесь горная тайга Саян переходит в степь, которая также предполагает кочевое скотоводство в качестве основы традиционного хозяйства местных народов. Поэтому старообрядцы, как носители навыков аграрного (с актуализацией практик огненно-подсечного земледелия) и охотничьего хозяйства в основном селились (и что важно и примечательно — продолжают селиться сейчас) в таежной (и иногда в лесо-степной) полосе Верхнего и Среднего Енисея. Это позволяет назвать большую часть местных старообрядцев «таежно-речными», а некоторые их группы, например, старообрядцев Верховьев Енисея, «горно-таежно-речными» или просто горцами местного старообрядческого мира. И хотя есть исторические и современные примеры попыток обосноваться за пределами этих природных зон, они все-таки являются исключением, подтверждающим правило. В качестве последних фиксировались как попытки обосноваться в степной полосе Тувы (с появлением феноменальных «степных старообрядцев»), так и попытки зайти в северные широты вплоть до устья Енисея (с появлением «арктических староверов»). Однако, как правило, эти попытки не носят долговременный характер, со временем переходят в качество временной работы вне основного жизненного пространства и не оказывают заметного влияния на старообрядцев и их культуру. Одним из феноменов старообрядческой культуры является существование территориально-культурных групп, которые возникли при взаимодействии историко-миграционных процессов с условиями конкретных регионов вселения (пребывания). Интересующий нас регион в этом плане имеет сложную и интересную ситуацию. Именно до Енисея в дореволюционный и советский период докатились волны вольной старообрядческой миграции. Они включили регион в ареал расселения «кержаков», как культурной группы, включающей в себя старообрядцев разных согласий, мигрирующих с Нижегородчины, Вятки, Урала и Западной Сибири далее на восток. Другими источниками формирования местного старообрядчества стали ссылка и столыпинские (и другие) переселенцы. Представители этих групп (особенно первой) не всегда интегрировались в кержацкое сообщество, особенно если их согласие отличалось от получивших распространение в последнем. Важным моментом, связанным не только с формированием, но и с сохранением старообрядческой культуры на Енисее, было наличие тувинского староверческого анклава, который, в силу позднего (в 1944 г.) включения Тувинской Народной Республики в РСФСР, превратился в своеобразный заповедник традиции. Что касается такой важной (если не сказать важнейшей) структуры существования старообрядчества как согласие-церковь, то в регионе проявляются как общие закономерности развития явления, так и выраженная специфика развития. К первой можно отнести довольно классическую для переселенческого востока России ситуацию согласийной чересполосицы и наличия большого количества разных согласий (до нескольких десятков) в предшествующие эпохи. Во-многом такая ситуация была связана со сложным процессом формирования основы местного старообрядчества, состоявшего из кержаков, столыпинских (и других) переселенцев и ссыльных. В наше время сохраняются нескольких крупных согласий, которые ассимилируют остатки исчезающих малых (а иногда и части других крупных) групп. К сохранившимся согласиям прежде всего можно отнести: новозыбковское (Русская Древлеправославная Церковь), белокриницкое (Русская Православная Старообрядческая Церковь), поморское (Древлеправославная Поморская Церковь), титовское (как его здесь называют «китовское»), и часовенное. И если среди кержаков распространены часовенное, поморское, титовское и другие согласия, то среди других переселенцев, наряду с теми же поморцами, более заметно представлены новозыбковские и белокриницкие старообрядцы. Поповцы региона (будь то новозыбковские или белокриницкие) в основном концентрируются в городах и составляют «подавляющее меньшинство» местного старообрядческого мира. Например, основная новозыбковская община, настоятель которой (о. Константин Каунов) окормляет представителей этого согласия, проживающих в городах и деревнях такого огромного региона, находится в Красноярске. Ближайшая община этого согласия находится в Иркутске (настоятель о. Алексий Калинин). Базовые общины белокриницкого согласия так же развиваются в крупных городах региона. Они находятся в Красноярске (настоятель о. Дмитрий Пронин), Минусинске (настоятель о. Леонтий Скачков, в свое время перешедший из новозыбковского согласия) и Кызыле (до 2018 г. окормлялась о. Леонтием из Минусинска, а сейчас о. Владимиром Шибановым). В других городах региона небольшие группы белокриницких есть в Енисейске, Лесосибирске и Дивногорске. Деревенские общины этих согласий со сменой поколений и оттоком молодежи в города превращаются в исторические. Например, белокриницкие старообрядцы деревни Нижние Куряты Каратузского района Красноярского края даже в советское время имели религиозную жизнь на высоком уровне и поддерживали крепкие связи с минусинской общиной своего согласия. Сейчас можно констатировать, что в этой и подобных деревнях осталось только несколько представителей старшего поколения, которые поддерживают традицию. Их детей, проживающих здесь, как правило, можно отнести только к «потомкам». Беспоповские согласия представлены более заметно, чем поповские. При этом развитие разных групп очень неравномерно. Поморское согласие имеет одну базовую общину, находящуюся в Красноярске (настоятель И.И. Корсаков). Несколько других групп этого согласия разбросаны по малым населенным пунктам Красноярского края. При этом группа, находящаяся в п. Бурный Эвенкийского района перешла из близкого к поморскому титовского согласия. Старые же поморские общины, находящиеся в сельской местности, переживают те же процессы, что у поповцев. Например, поморская община д. Таскино Каратузского района Красноярского края (основавшая эту деревню еще в конце XVIII в.) фактически исчезла и сейчас имеет только нескольких практикующих староверов. В Туве поморские общины исчезли, при этом часть их верующих потомков присоединилась к часовенным, а часть к РПЦ. Представители титовского согласия в большей мере расселены в сельской местности и малых городах нескольких районов (Енисейском, Эвенкийском и др.) Красноярского края. В их общинах наблюдается разновекторное движение. Когда одна часть сохраняет свою традицию на достаточно высоком уровне, другая переходит в иные согласия (часовенное и поморское в сельской местности и белокриницкое в городской). Другие относительно небольшие беспоповские согласия, сохранившиеся до наших дней (такие как дырники и др.), переживают подобное состояние, постепенно минимизируются и ассимилируются более крупными старообрядческими церквями. При этом лидерами ко количеству неофитов, переходящих как из других согласий старообрядчества, так из новообрядчества, в последнее время являются белокриницкие (меньше) и часовенные (больше). И если в белокриницкие чаще всего переходят либеральные потомки, переезжающие или живущие в городах, то в часовенные переходят более ортодоксально настроенные люди. Наиболее массовым согласием старообрядчества Енисейской Сибири является часовенное. В основном его последователи расселены в пространстве Тайшетского района Иркутской области, Каа-Хемского, Кызыльского, Пий-Хемского и Тоджинского районов Республики Тува, Енисейского, Северо-Енисейского, Туруханского, Эвенкийского, Богучанского, Тасеевского, Мотыгинского, Курагинского, Шушенского, Каратузского и других районов Красноярского края. Характерно при этом, что наряду с неофитами, которые в том числе переходят в это согласие в силу заключения брака с его представителем, немало внешних людей, которые переходят в него в силу приятия доктрины. Более того, главным источником наблюдаемого количественного и качественного роста этого согласия является именно его версия старообрядческой культуры. Сохраняющиеся установки на сохранение высокой религиозности, освещающей необходимость церкви-согласия, общины-собора и семьи, ведут к заметному естественному демографическому росту. По нашим наблюдениям не редкостью являются семьи с 3-5, а также с 7-9 и даже с 10-12 детьми. Подобное развитие позволяет относительно безболезненно терять часть нового поколения, которая уходит в современный городской мир и вливается там в другие согласия (чаще всего в белокриницкое), в новообрядчество или атеизм. И если для других согласий подобный уход чаще всего негативно сказывается на поддержании традиции, часовенным хватает молодых людей для поддержания своей группы в стабильном состоянии. Важным компонентом сохранения и развития старообрядчества является община-собор. Она имеет свою специфику в разных согласиях, но в более четком и выраженном виде реализуется у часовенных. Характерно при этом, что общество часовенных старообрядцев делится на «соборных», составляющих основу христианской общины и «мирских», в большей мере включенных в коммуникации внешнего мира и в силу этого не допускаемых к общинной молитве (или допускаемых только в качестве слушателей). Если у поповцев жизнью общины руководит священник, которому помогает церковный староста, то у беспоповцев такие функции выполняет наставник, благословленный на это другими наставниками. В то время как у поморцев региона такой наставник только один (в Красноярске), то у часовенных их много и они есть практически в каждой более или менее крупной деревенской общине. Основными локациями старообрядческих общин являются: город, деревня (чаще всего таежная) и скит (монастырь). В том или ином виде все крупные согласия имеют городские общины. Но если для белокриницких, новозыбковских и поморцев это основное место базирования их региональной инфраструктуры (включая немногочисленные храмы, как правило расположенные в областных центрах), то для часовенных это чаще всего небольшие группы, проживающие в городах и являющиеся «аэродромом подскока» для своих одноверцев, приезжающих в город по делам. В сельской местности все обстоит с точностью до наоборот. Таежная деревня (чаще всего удаленная) — это основное место базирования многочисленных часовенных общин (здесь же находятся их храмы, в которых отправляет культ местный собор). Элементы скитской традиции имеют разные согласия, но скиты как стабильные монастыри в Енисейском регионе по факту имеют только часовенные. Скиты являются системообразующим компонентом старообрядческой традиции и в масштабах всего явления и в масштабах отдельных территориально-культурных групп, развивающихся в разных регионах. В данном случае показателен пример семейских старообрядцев Забайкалья, которые были сосланной и относительно подконтрольной группой, в силу чего не смогли создать на своей территории скитов. В результате в советский период религиозность семейских снизилась гораздо заметнее, чем у кержаков, которые, будучи в большинстве своем вольными и неподконтрольными переселенцами, в имперский и советский период сохранили скитскую традицию. До недавнего времени у белокриницких старообрядцев был скит в Тоджинском районе Тувы, в котором жило три человека. При этом одна монахиня, вышедшая оттуда по причине болезни живет при Кызыльском приходе этого согласия. Что же касается скитской традиции часовенного согласия, то, пожалуй, она является самой развитой во всем старообрядчестве. При этом скиты часовенных находятся именно на Енисее. Раньше это была сеть обителей, разбросанных по разным местам Енисейской Сибири, но в последнее время произошло их «собирание» в одно место. Мужские и женские монастыри были на р. Безымянке в Красноярском крае (их перевезли в 2004 г.) и в верховьях р. Малый Енисей в Туве (их перевезли в 2010 г, а на старом месте осталось две монахини). Эти обители были перевезены на Средний Енисей, где с конца 1930-х гг. развивалась сеть скитов этого согласия (перевезенных сюда из томской тайги). В 1951 г. они были погромлены властями, однако практически сразу восстановились, а в постсоветский период вышли на качественно новый уровень развития. Сейчас часовенные скиты, развивающиеся на Среднем Енисее, являются духовным центром для общин и последователей, находящихся как на Енисее, так и на других территориях распространения этого согласия (Урал, Западная Сибирь, Дальний Восток, Австралия и Новая Зеландия, страны Южной и Северной Америки). Они являются важным историческим и современным ядром этого согласия-церкви и играют важную религиозную, культурную, образовательную, коммуникационную и интегративную роль в его развитии. Можно сделать вывод, что пространственная и институциональная структура старообрядчества Енисейского региона отражает как специфику истории формирования этого феномена, так и характер его современного развития. Наряду с важной собирательной и транляционной функцией городских общин, основную функцию сохранения и развития старообрядческой традиции в Енисейской Сибири выполняют общины таежных деревень и скитов. При этом степень сохранности и характер развития этой традиции делает регион одним из основных центров (а в некоторых локациях и заповедником) современного старообрядчества.
Литература
Покровский Н.Н., Зольникова Н.Д. Староверы-часовенные на востоке России XVIII-XX вв.: Проблемы творчества и общественного сознания. М.: Памятники исторической мысли, 2002. 472 с.
Покровский Н.Н. Путешествие за редкими книгами. Новосибирск: ИД "Сова", 2005. 344 с.
Журавель О.Д. Литературное творчество старообрядцев XVIII - начала XXI вв.: темы, проблемы, поэтика. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2012. 442 с.
Татаринцева М.П. Старообрядцы в Туве: Историко-этнографический очерк. Новосибирск: Наука, 2006. 216 с.
Татаринцева М.П., Стороженко А.А. Старообрядцы Тувы: ретроспектива и современность. Сборник научных статей. Saarbrucken: LAP, 2015. 137 с.
Татаринцева М.П. Проблема сохранения культурных традиций в изменяющихся условиях (на примере старообрядцев в Туве) // Материалы международной науч-практ. конф. IV Центральноазиатские исторические чтения «Пространство культур: через призму единства и многообразия». Кызыл, 20-23.09.2018. Изд-во ТувГУ. С. 177-180.
Стороженко А.А. Старообрядческие монастыри "енисейского меридиана" в XX веке: истоки, традиции и современное состояние // Новые исследования Тувы. 2019. №1. С. 4-15.
Быкова Е.В., Пригарин А.А. Мир визуальных образов старообрядцев Тувы: от иконы и лубочной картинки до фотографии // Новые исследования Тувы. 2019. №1. С. 75-94.
Казанцева Т. Г. "Староверы-часовенные Нижнего Енисея: бытовой уклад, литургическая практика, духовно-певческая культура (по материалам полевых исследований)". Материалы X Международной научной конференции «Старообрядчество: история, культура, современность». М., 2011. С. 325-338.
Толстова Г. А. "Старообрядческие согласия Приенисейской Сибири". Материалы X Международной конференции «Старообрядчество: история, культура, современность». Т. I. М. Боровск, 2011. С. 167-173.
Рыговский Д.С. Енисейские и шорские староверы: сложная структура «простого» сообщества // Новые исследования Тувы. 2019. №1. С. 60-74.
Асонычев А.А. Предприниматели — выходцы из старообрядческой среды в дореволюционной Туве // Материалы международной науч-практ. конф. IV Центральноазиатские исторические чтения «Пространство культур: через призму единства и многообразия». Кызыл, 20-23.09.2018. Изд-во ТувГУ. С. 137-142.
Костров А. В. Общее и специфичное в истории и современности локальных групп старообрядцев Восточной Сибири // Материалы XII международной конференции «Старообрядчество: история, культура, современность». Вып. 16. М.: Музей истории и культуры старообрядчества, 2018. С. 73-79.
Костров А.В., Моррис Т.Б. Визуально-текстовая агиография в настенных листах современных старообрядцев часовенного согласия // Новые исследования Тувы. 2019. №1. С. 95-107.
Костров А.В. Быкова Е.В. «Две дороги — Два пути»: мировоззрение староверов-часовенных в лубочных художественных образах. Res Humanitariae. Vol. 20, Ed. By Rimantas Balsys. Klaipeda University Publishers. 2016. С. 58-67; ISSN 1822-7708.
Быкова Е. В., Костров А. В. Старообрядческий лубок «Две дороги — Два пути»: комментированное прочтение визуального образа. Киров: ООО «Кировская областная типография», 2019. 192 с.
Быкова Е. В., Костров А. В. «Широкий путь» в сознании старообрядцев Енисея: современная народная картинка о процессах глобализации // Традиционная культура. 2018. №2 (20). С. 53-63.
Костров А. В., Пригарин А. А. Фотоматериалы как источник для кросс-культурного исследования территориальных групп старообрядцев (Бессарабия, Бурятия, Тува) // Традиционная культура. 2018. №2(20). С. 38-52.
Костров А. В. Историзм в современном настенном листе старообрядцев часовенного согласия // REOSIAHAG.№17. August 2018. Institute for Russian and Altaic Studies, Chungbuk National University. P. 229-262.
Костров А. В. «Окно в мир»: современный настенный лист старообрядцев часовенного согласия как отражение их мировоззрения // Материалы международной науч-практ. конф. IV Центральноазиатские исторические чтения «Пространство культур: через призму единства и многообразия». Кызыл, 20-23.09.2018. Изд-во ТувГУ. С. 156-162.
Костров А. В. Новопечатные книги старообрядцев часовенного согласия: игра традиции и новации // Труды IV Международной научной конференции «Язык, книга и традиционная культура позднего русского средневековья в науке, музейной и библиотечной работе». (Труды исторического факультета МГУ. Вып. 160. Сер. II: Исторические исследования, 99). М.: Изд-во МГУ, 2019. С. 165-175.
Костров А. В. Бытование лестовки у старообрядцев часовенного согласия бассейна Енисея // Материалы XIII международной конференции «Старообрядчество: история, культура, современность». М., 2019. С. 120-123.
Сборники конференций
Старообрядцы Приенисейской Сибири: история и современность. Материалы региональной научно-практической конференции 24.05.2012. Красноярск: Литера-Принт, 2012. 219 с.
Фильмы
|